Встреча - Страница 7

— Это знак тебе Господа нашего об одобрении принятого тобою решения креститься, и ты об этом больше никому не говори.

Через две недели я принял крещение и стал православным христианином.

Жена после венчания сумела выдержать себя в облике друга, терпимой и доброй спутницы жизни только три с половиной месяца. А затем снова стал проявляться её характер, присущий хозяйке и владыке. Это нарастало лавинообразно, вскрывая старые, уже зажившие раны и образуя новые. И я вспомнил строки из прочитанного мной о браке, именуемом «векторным кольцом». Звучит это так: «Если отношения в возвращённых браках на первых порах идут по более гуманному сценарию, знайте — это иллюзия. Кольцо не знает гуманизма. Дело в том, что насколько бы слуга не превосходил своего хозяина, он всего лишь пьедестал, благодаря которому хозяин становится выше, сильнее и умнее. В присутствии хозяина слуга никогда не сможет показать всех своих достоинств, да и хозяин не сможет их оценить полностью. Недаром так ярко проявляется стремление хозяина переделать слугу». И я вновь почувствовал острую необходимость прервать наши с женой отношения.

Я стал чаще писать любимой письма и звонить почти каждый день. Бывали дни, когда я, оставшись дома один, садился за стол и писал ей письмо, закрывшись в детской комнате. Я рассказывал ей обо всех перипетиях своей жизни, спрашивал совета, как поступить в том или ином случае. Письма получались длинные и весомые, так как я исписывал по четыре — пять листов бумаги. Заклеив конверт, я испытывал неизбывную тоску и желание общаться с ней снова, и начинал писать новое письмо. Бывали дни, когда я отправлял в Кривой Рог два-три письма сразу. А затем я снова стал уезжать к любимой и проводить там несколько дней кряду. Один из отпусков, выпавший в январе месяце, я взял путёвку в железнодорожный пансионат в Евпатории и, пробыв там только один день, уехал к любимой женщине. Мы провели более четырнадцати дней вместе. Это были незабываемые дни настоящего счастья, наполненные высокими чувствами и любовью. Когда мы расставались, я уже знал, что отныне никогда не смогу жить вдалеке от неё, разменивать настоящее счастье на выполнение долга и ответственности за взятые перед своей семьёй обязательства. Старшие дети, сын и дочка, уже устроили свою личную жизнь, дочь вышла замуж, а старший сын учился в Харькове, младший же переживал переходной возраст, ему шёл четырнадцатый год. И я чувствовал всё большую и большую уверенность в праведности стать свободным. В конечном итоге мой уход из семьи не принёс бы никому вреда, скорее пользу. Прекратились бы ежедневные трения и размолвки между женой и мной, и это успокоило бы сына, дало ему возможность жить в спокойной обстановке. Он перестал бы напрягаться каждый раз, когда в доме начиналась ссора или лёгкий конфликт наших с женой мнений. После моего возвращения из отпуска мы прожили ещё четыре месяца вместе. В июне месяце, после изматывающего конфликта, я позвонил любимой и сказал, что я готов к окончательному разрыву с семьей и переезду к ней навсегда. Получив одобрение, я немедленно пошёл на приём к начальнику депо.

— Здравствуйте Александр Николаевич, я пришёл увольняться. На этот раз окончательно и бесповоротно, — сказал я, усевшись в предложенное им кресло.

— Ты хорошо всё взвесил и обдумал? — спросил он, потирая мочку правого уха. — Ведь во второй раз проделать такое, как в прошлый раз, я не смогу. Ты понимаешь это?

— Хорошо понимаю. Я не смогу и не позволю себе сделать ошибку снова. Слишком дорогой ценой досталось мне выздоровление, на этот раз я не поставлю вас в неловкое положение. Обещаю!

— Ну что ж, желаю тебе счастья и удачи. Может, ты поступаешь и правильно. Ведь дом человека не там, где лежат его вещи, а там, где его любят и ждут. Иди в отдел кадров, я позвоню и попрошу всё сделать быстро, — он вышел из-за стола и протянул мне руку.

— Спасибо вам за всё… — я крепко пожал его руку и, пытаясь скрыть от него нахлынувшее на меня волнение, быстро вышел в приёмную.

* * *

В этот раз во время моего отъезда в Кривой Рог жена была дома. Не было слышно привычных укоров, претензий и надоедливых нравоучений. Она была спокойной и уравновешенной, помогла мне собрать мою одежду и сложить её в мешки, а когда всё было закончено, сказала:

— Я проведу тебя на вокзал, ты не будешь возражать?

Я обернулся на эти слова, посмотрел ей в глаза и, не сумев в них ничего прочесть, согласно кивнул головой. Из дома мы вышли задолго до отправления поезда. До вокзала доехали на маршрутном такси и ещё через пятнадцать минут были у дежурного по вокзалу, где и оставили мою поклажу.

— Может, посидим в парке до прибытия поезда и поговорим? — предложила она.

— Наверное, это будет лишним, говорить в последние минуты… — сказал я, предчувствуя тему предстоящего разговора.

— Не волнуйся, я не буду тебя отговаривать уезжать и пытаться оставить дома. Я не буду тебя напрягать перед дорогой, успокойся, пожалуйста.

— Ну, хорошо, пойдём в парк, если так, — я чувствовал внутреннее волнение и неуверенность и изо всех сил старался прогнать их от себя.

Усевшись на парковую скамью, мы долго сидели молча. Вокруг сновали прогуливающиеся люди, был слышен смех играющих невдалеке детей.

— Я хочу попросить тебя об одной вещи, — нарушила она молчание.

Я повернул к ней голову и спросил:

— Что ты имеешь в виду?

— Пообещай мне, что если у тебя не сложится там, — она махнула рукой в сторону вокзала, — ты обязательно вернешься назад и не будешь влачить в чужом краю жалкое существование.