— Я не знаю, как в действительности сложится в дальнейшем моя жизнь, но уверен в том, что у нас с тобой нет будущего. Да ты и сама должна понимать или хотя бы чувствовать это, ты ведь умная женщина.
Она на минуту замолчала, а затем тихо сказала:
— Ты никогда не будешь счастлив без меня и рано или поздно обязательно вернёшься. Но сегодня, — она сделала длинную паузу и ещё тише продолжила: — Сегодня я отпускаю тебя, — затем она поднялась со скамьи и, не оглядываясь, пошла к выходу из парка.
В этот раз после погрузки в заднюю кабину электровоза меня стало рвать на куски почти сразу. Я задыхался и никак не мог успокоиться. Какая-то сила толкала меня на то, чтобы взять и выгрузить поклажу назад на перрон и остаться в родном городе. С силой прикусив губы и закрыв глаза, я ждал спасительного гудка машиниста и отправления поезда. И вот электровоз качнулся и стал набирать скорость. Я открыл глаза и увидел проплывающие мимо знакомые здания, стоящие на обработке грузовые поезда и копошащихся у вагонов работников вагонного хозяйства. Жуткая тоска сдавила моё сердце, ещё миг, и я, наверное, выбросил бы свою поклажу и выпрыгнул из локомотива, но в этот момент ожила локомотивная связь и громкий голос из динамика вырвал меня из охватившего отчаяния. Выехав за пределы станции, поезд, набрав разрешённую на перегоне скорость, стал выстукивать знакомую мелодию на стыках рельсов, двигаясь мимо микрорайонов города с одной стороны и частного сектора поселений — с другой. Когда поезд вырвался за пределы родного города и за окном кабины поплыли виды зелёных насаждений лесопосадок и полей, я почувствовал, как волнение и тоска покидают меня и я обретаю спокойствие и уверенность.
В это раз любимая встречала меня одна, сказав, что мама готовится к нашему приезду. Погрузившись в пригородный поезд, мы сели на противоположные сидения и молча стали смотреть в глаза друг другу. Затем, не сговариваясь, мы взялись за руки и счастливо засмеялись. В этот момент я окончательно пришёл в себя.
При устройстве на работу трудностей не возникло, ведь в один из своих приездов в Кривой Рог я побывал у начальника депо и заручился его согласием на перевод из депо родного города. У меня было согласие обеих сторон: письменное согласие из Кривого Рога и запись в трудовой книжке при увольнении, сделанная на основании письма из Криворожского депо. А вот чтобы приписаться на новом месте жительства, нужно было стать на воинский учёт, устроиться на работу и обязательно пожениться. И, как правило, мне довелось столкнуться с заколдованным порочным кругом бывшей советской действительности. Украина была новым государственным образованием, но законы в ней действовали старого советского режима. Первое невозможно сделать без второго, второе без первого, третье без первого и второго и так далее. Но тем не менее всё разрешилось после регистрации брака и скромного свадебного торжества.
Спустя несколько недель после моего приезда мы с любимой были женаты, и я приступил к работе машинистом в Кривом Роге. Приднепровская железная дорога имела в эксплуатации старые и изношенные локомотивы, и это отрицательно сказывалось на моём личном отношении к этому факту. Мне было неприятно пересесть с электровозов последних выпусков серии ВЛ-11 на древние ВЛ-8 и первые выпуски пассажирских локомотивов серии ЧС-2. Но прошло время, и я, втянувшись в работу, свыкся с новыми условиями и неизбежностью управлять устаревшей техникой. Главное было в другом факторе — я был рядом с любимой, и это ускоряло процесс привыкания к новому. И всё же, если не сказать о внутренних моих трудностях, значит слукавить и поступить нечестно.
Дело в том, что меня не покидало чувство временности всего, что происходило в моей жизни. Мне казалась временной моя работа на новом месте и таким же временным — проживание в доме любимой женщины. Всё в доме было чужим, и всё, на что я натыкался в этом доме, напоминало мне о чужой жизни. И только возвращение с работы в дом жены, я чувствовал облегчение и старался не отходить от неё ни на шаг, пытаясь таким образом спрятаться от своих волнений и тягостных мыслей. Это было невыносимым, и я стал понемногу употреблять спиртное. А затем всё чаще и чаще. Стало ещё невыносимей от добавившихся переживаний жены, от читаемой на её лице боли и отчаяния. Но подавляя свою боль и тревоги, она молчала и, наверное, просила молчать свою маму. Скорее всего, она понимала причину моих трудностей, видела, как не даётся мне вырвать корни из родных мест и прижиться на новом месте. Я видел её страдания и сам страдал ещё больше. В таком ключе мы прожили полтора года.
Однажды оставшись дома один, я много думал и размышлял о себе и своём месте в жизни, о небывалой стойкости, терпимости и всепрощении жены. О её маме, об их совместной доброте и надежде на лучшее и светлое будущее. Тогда-то во мне и произошёл внутренний перелом. Я нашёл слова для себя, сумел их оформить в предложения, произнести их и, прочувствовав их сердцем и душою, принять правильное решение. Как же я мог, разрушив гнездо в одном месте, поступать так же в другом. Как я могу заставлять страдать из-за меня любимую женщину, которая полюбив меня, вынесла так много боли, преодолела столько испытаний, сохранила в себе веру в меня и лелеет надежду на моё излечение. И исцеление наступило.
От того момента и по сегодняшний день спиртное навсегда ушло из моего употребления, я стал заниматься домом, его благоустройством и заменой старого на новое. За несколько лет дом и приусадебный участок преобразились полностью. Расцвела и всесторонне раскрылась женская суть моей любимой. Я услышал от неё слова благодарности за возможность в полной мере чувствовать себя женщиной. Женщиной любимой и востребованной. Я видел счастье на её лице, и это придавало мне силы, окрыляло меня, рождало во мне всё новые и новые возможности проявить свою любовь к ней, отдавать ей невостребованные в моей прошлой жизни нежность, заботу и внимание.